А де ви бачили цей список???

Цілком згоден. Воплі та соплі про клятих москалів вже не актуальні. Актуальний жорсткий прагматизм, та відстоювання своїх власних інтересів. Друге питання у тому, щоб усвідомити що є для нас інтересами, погалузево.
А про державу добре казав Панько:
Україна - страшний, сильний, чубатий козак. Досить малювати її дівчиною-кріпачкою. Краса та беззахисність лише провокують до насильства своїх необтяжених міркуваннями про гуманізм сусідів. Досить плекати свій історичний «комплекс жертви». Достатньо вже мазохізму.
Справжня любов - зовсім не світле і слащаве книжкове почуття. Справжня любов - як ріка. Якою б чистою не була б у ній вода, глибина все одно зробить її темною до чорноти. Поклавши руку на серце, - чи заслуговує сьогодні Україна чогось іншого крім зневаги? Ні. Але, з іншого боку, «що може знати про любов той, хто не зневажав саме того, кого любить?» Хіба не так казав Заратустра?

http://www.exlibris.org.ua/text/manifest_ukr.html

Це вже визначення України за гендерною ознакою :pardon:....Ну що ж може і так будет непогано......

Ой, як я вас розумію....А це інститут був створений за допомогою президента, якщо мені не змінює мій склероз?

Цікаво було б детальніше узнати про їхню позицію. Можете розповісти?

Список відредагував. З понеділка починаю публікації в форматі одна персона=один пост.....

ПАРАДЖАНОВ, СЕРГЕЙ ИОСИФОВИЧ (1924-1990), кинорежиссер. Родился 9 января 1924 в Тбилиси. Учился на вокальном отделении Тбилисской консерватории, в Тбилисском институте инженеров транспорта. В 1949 переехал в Киев и стал работать ассистентом режиссера, а затем режиссером Киевской киностудии им. А.П.Довженко.

17 декабря 1973 года кинорежиссер Сергей Иосифович Параджанов был арестован по обвинению в мужеложстве с применением насилия (статья 122, части 1, 2 Уголовного Кодекса Украинской ССР) и распространении порнографии (статья 211) и направлен в Лукьяновскую тюрьму Киева. Несколько игральных карт с обнаженными девицами (принадлежали приятелю режиссера Валентину Паращуку), ручка с корпусом в виде женского торса, показания коммуниста Воробьева...

В это время Параджанов начинал работу над фильмом "Чудо в Оденсе" ("Арменфильм") по мотивам сказок Ханса Кристиана Андерсона. Две главные роли, сказочника и Оле-Лукойе, предназначались Юрию Никулину...

Тем временем состоялся мучительный для художника закрытый суд ("У меня изъята квартира, и я лишен мундира художника и мужчины"(508)).

Формальной причиной ареста Параджанова послужили его гомосексуальные связи. К началу 1970-х Сергей Параджанов стал творцом с мировым именем, известным своим эпатажным поведением. Особенности сексуальной натуры Параджанова не были секретом для его близкого окружения и часто становились объектом шуток самого мастера. Как-то в интервью одной датской газете он заявил, что "его благосклонности добивались десятка два членов ЦК КПСС". Шутка обошлась дорого - пятью годами заключения с конфискацией... И все это время киноэлита, а вслед за ней и обыватели тоже по-своему "шутили": "...посадили за изнасилование члена КПСС".

...Посадили автора около десяти документальных лент и на то время пяти художественных фильмов, среди которых "Тени забытых предков"(1964) и "Саят-Нова"[Цвет граната](1967-69), принесшие их автору признание, призы Британской академии, фестивалей в Риме и в Мар-дель-Плата.

Конечно, теперь да уже и тогда было ясно - дело сфабриковано. Сфабриковано так топорно, что еще за несколько месяцев до ареста приятели предупреждали Параджанова - "Тебя арестуют как педераста"... В обвинительном заключении фигурировала фамилия члена КПСС некоего Воробъева, но были и другие. Впрочем, кто-то потом от показаний отказывался. Кто-то после бесед со следователем вскрывал вены... Это все объяснимо: в советском общественном сознании гомосексуализм находился в ряду самых гнусных "преступлений" или психических отклонений. Клеймо пидора или фаллососа (вот такое словечко придумал кто-то из ангажированных социальным заказом совковых специалистов) опускало любого на деклассированный уровень. На этом уровне, в зоне, оказался тонкий художник Параджанов.

О его гомосексуальности и после смерти гения вспоминают и говорят неохотно, особенно родственники. Настораживает стремление представить его увлечение мужчинами исключительной фабрикацией спецслужб. Смелости сказать правду среди немногих хватило у одного из близких друзей Сергея Параджанова кинорежиссера Романа Балаяна: "Пока его дело добиралось до тюрьмы, кем-то запущенный слух долетел до нар: посадили педераста. На самом деле сегодня таких, как Параджанов, называют бисексуалами. Таких в зонах немало..."

Тюрьма стала для Параджанова еще одной вехой в печальном развитии его жизни. Сумрачной она казалось ему всегда, отсюда - стремление к карнавалу, к украшательству действительности. В 1988 году в одном из интервью он так говорил о себе: "Биография... Я не очень-то помню мою биографию. Что моя биография? "Дард" (арм. - горе, печаль) - вот это вечная ее форма. Сейчас, в последнее время как третий арест прошел, я как-то могу что-то суммировать, обернулся - вижу старость. Это я ощущаю мои 63 года. Мой профессор умер в 43. Человек, у которого я учился - Савченко, великий мастер советского кино умер в 43 года. Для нас он был тогда старый человек. Мы все были молодые двадцатилетние юноши: Алов, Наумов, Хуциев, Миронер, Бережных".

30 декабря 1977 года Сергей Параджанов был освобожден из заключения в Перевальской колонии. Спустя 15 лет Юрий Ильенко, друг режиссера и оператор "Теней забытых предков" снял фильм в трех тюрьмах Параджанова. Едва ли не большая часть съемок прошла под Перевальском. Фильм назывался "Лебединое озеро. Зона".

С июня 1974 года по декабрь 1977 года Сергей Параджанов писал письма - сыну Сурену, жене, матери, друзьям. Собранные вместе они составили своеобразный "Дневник узника" - яркое свидетельство внутреннего сопротивления художника действительности и самому себе...

Попав в зону, Паражданов оказался в пространстве зла. Он понимал безосновательность большинства обвинений против себя, но признавал и другое - "...свои противоречия, эксцентрику, патологию и прочее, прочее..."(405), "я не говорю о своей вине. Она скорее клиническая, чем уголовная"(429). В этом смысле примечателен интерес Параджанова к творчеству Пьера Паоло Пазолини(1922-1975), смерть которого потрясла художника...

Уже в пятом письме с зоны к жене Светлане (октябрь 1974) он просит ее непременно найти и прочитать том Корнея Чуковского с "Оскаром Уайльдом" - "...это не случайное совпадение, а неизбежность"(413), спустя год повторяет и повторяет ей эту мысль: "тебе надо прочесть: Чуковский К., глава "Оскар Уайльд"(442). Твердит о том же Роману Балаяну: "Рома! Прочти, пожалуйста, Корнея Чуковского III том - Оскар Уайльд, - ты все поймешь. [...] Это просто страшно - аналогия во всем"(427).

Но в то же время первые месяцы в тюрьме он еще надеется на возможность скорого возвращения. Какое-то время настроен решительно и к своему клеветнику Воробьеву ("остаток своей жизни я посвящу его уничтожению"(431)), потом изменяет свой тон, добиваясь от последнего повинной - "...у меня в отношении Воробьева совесть чиста"(438). Но через год изоляции прошение о помиловании пишет сам - "Предъявленные мне обвинения и осуждение мной глубоко осознано"(439).

И, действительно, принятие некой вины, которая лежит на нем перед близкими ему людьми поселяется в сознании все прочнее, но в основе ее - вины - он не признает "...ничего, кроме патологии"(441). Он все больше задумывается над природой преступления, наблюдая за характерными типами тюремной жизни, в том числе за лагерными гомосексуалистами. Даже создает небольшой рисунок "Петухи-гомосексуалисты".

Естественно, заключенные знали об "особой" статье Параджанова. "Лагерь больше, чем Губник. Озверелые. Неукротимые. Моя кличка "старик". Подозрение, кто я! И зачем я. Я или меня. Если меня, то могут убить"(460).

Или вот... "...голубые, златокудрые твигги с холеными руками и еще небритые. Они, "мужчины", появляются тут, и их усыновляют "воры в законе", превращают их в фавориток и слуг (шестерки). Это можно прочесть и не только тебе, и другим - сыну и деду. Он должен понять, что, только собравшись в самом себе, он может перескочить "период мутации", юношеского кризиса и детских патологий"(501).

Тем не менее, все это - "предательство, вши, сифилис в лагере, гаремы гомосексуалистов, прогоревших в картах..."(530) - осваивалось Параджановым именно в кругозоре его восприятия как художника. Собственно, иного восприятия, бытового или жизненного, быть в полной мере не могло. Параджанов, конечно, очень скоро стал приспосабливаться к зоне в той степени, в которой вообще можно привыкнуть к насилию. Он усвоил ее некоторые неписаные законы - подмазать, подсуетиться... Он пытается использовать свои связи с волей, чтобы достать для начальника то какой-то дефицит, то, например, пленку с записью Высоцкого - это уже настоящая валюта. Но и здесь не все получается.

Все пять лет Параджанова преследовал шлейф "его" статьи. Нередко за решеткой не верили, что с ними знаменитый режиссер. Из лагеря в лагерь перебирался слушок - "...однофамилец Параджанова - старик, храпит, обвинен в п..."(521).

Но все же самый яркий и символичный образ мужского братства Сергей Параджанов нашел в тюрьме. Речь о сценарии "Лебединое озеро. Зона". Его Параджанов называл своим "последним сценарием". В нем вообще очень много до простоты прозрачных символов... Остановимся на одном - самом главном.

Мент, "овчарка", дает свою кровь "шерстяному", привилегированному зэку. Последний становится "грязным человеком" и может вернуться в барак "только через петушиный гарем... когда будет опедеращен..."(361).

Мать мента признает "шерстяного" своим сыном, а мент братом. Он незаметно подкладывает зэку письма, сообщая, что их общая мать добилась освобождения и оно близко. В ту же ночь суд "шерстяных" объявляет "шестяному", что он должен плюнуть в лицо контролеру, который дал ему кровь.

"...На белой фате пороши лежал юноша - побратим контролера... он вскрыл вены... [...] Брат стоял над умирающим братом..."

В последнем сценарии Параджанов поет гимн братской мужской любви, которая вырастает в зоне между ментом и зэком.

Вырастает там, где правит бал сборище воров, торбохвостов, картежников.

Светлая всепроникающая любовь-радость-доброта была основой мировидения Сергея Параджанова. Именно она стала и одним из источников его бисексуальности.

Дневник узника (Письма из зоны)
(фрагмент книги: "Исповедь")

Далее здесь http://az.gay.ru/articles/bookparts/par_pisma.html

Светлана!

Сообщаю тебе, что очень скоро уеду в этап. Адрес пока не известен. Есть песня "Мой адрес - Советский Союз". Возможно, что и не удастся перевести Сурену мне деньги и тебе (переслать) передачу. Но, возможно, и успеете. Не нахожу слов и жанра выразить тебе свою благодарность за внимание. Нет слов, как выразить, обобщить, великодушно стать выше всего произошедшего. Как обнять всех сочувствующих и любящих меня? Мне кажется, что нет человека, который злорадствует. Его не должно быть - злорадствующего.

Светлана!

Как я тебе завидую, что ты видишь Суренчика каждый день. Как я не рассчитал своих сил и возможностей. Жить в "пиру во время чумы". Все время пир. Все время расточительство и расточительство. Как я доверял всем - следователю, Воробьеву, сказавшему неправду неизвестно зачем. Опозорить себя в первую очер(е)дь.

Крушения - Гагарин, Енгибаров, Тамаз Мелиава, Эдит Пиаф, Лесь Курбас, Жерар Филип, Цибуль(с)кий, косяком умершие мои тети и дяди - седые одуванчики. Все будто бы подготавливало мою смерть. Но вдруг загробье - и я жив. Живу в испуге и радости, что живу, дружу, что-то вижу - чужое горе, сочувствую, растворяюсь в нем, нуждаюсь в нем и выражаю все в большом замысле. С произошедшим я знаю, что невозможно мое возвращение в искусство, если я не раздвину гран(и)цы возможного. Знать, Моська сильна, что лает на слона. Это самая большая ошибка.

Как ты материально себя чувствуешь? Мне не удалось восстановить твои пропавшие часы. Если доживу

до свободы, первое - это восстановлю их. Как удивительно, что я тебя видел. Сон. На черной подушке лежали ты и Суренчик. Вы поочередно поднимали головы и просили меня: "Не оставляй нас". Но между мною и Вами было стекло - пластмассовое - и тишина. Скорее, это были два сирен(е)вых бутона. "СОН".

Я не уверен, что не конфискуют квартиру. Как все жестоко и все оправдано. Чего я поддал(с)я дружбе с персонами и пидпанками. Что это дало, кроме ложной сенсации? Срочно надо было выехать и жить у себя на Родине, где я езжу на белом слоне, как фараон. Мне надо было распинаться Ненке Укр(аин)е в любви?! Но какое счастье, что я успел посетить Армению, создать "Цвет граната" и повезти туда Суренчика. Как страшно (было), когда он заболел. Я думаю, что меня отошлют подальше в лагерь, чтобы не было посещений сочувствующих. Через год я могу расконвоироваться и выйти, т(ак) сказать, на "химию" - это физическая работа, но на свободе. Как я не успел сказать после процесса, что это все ложь. Сперва гром, молния, дождь, потом солнце и ошеломление. После того, что я должен был быть освобожден по отсижении. При чем карты Валентина Паращука - ко мне?

Несмотря на то что я считаю Сенина - счастливым и завидую ему, все же я доживу до встречи с друзьями и тобой, чтобы выразить свое восхищен(и)е. Очень волнуюсь за здоров(ь)е Муси. Очень часто о ней думаю. В лагере строгого режима я могу в месяц писать два письма, а мне - сколько хочешь и кто хочет. Можно бандероль. Конверты, бумагу, карандаши цветн(ы)е, самописки школьные, ножницы, бритвен(ны)й прибор-станочек. Попроси Мишу Беликова это приготовить. Он знает, что надо лезвия "Нева". Буду сосуществовать с бедой. Виня только себя. Я очень хотел бы, чтобы Рома назвал бы своего сына Гургеном. Как я хотел бы видеть Ануш Арменовну Чайковскую-Марджанян. Когда я пошлю адрес, то передай всем, кто был свидетелем, и друз(ья)м. Валентине Иосифов(н)е напомни, что я с ней простился в Надвратн(о)й церкви в Лавре. Она - созвездие человека. Путевку возьмешь у Николая Захаровича или проси Сурена или Лидию Тихоновну. Она возьм(е)т в Союзе кинематографистов. Прочел в тюрьме "Подвиг Магеллана" Стефан(а) Цвейг(а). Пусть прочтет Суренчик. Ты прочти о Лесе Курбасе. (Это) режиссер театра "Березиль" - умерший в Соловках.

Итак - кончаю. Я знаю, как все это в тяготу людям, занятым работой и буднями. Я узнал, что Толя Фуженко болеет. Инна - потрясающ(и)й друг. Их телефон 63-06-43. Светлана, год осуждения меня приравниваю (к) тридцатым-сороковым годам. Я счастлив, что фильтр следствия не мог обвинить меня ни в чем, кроме (как) раздуть мой "порок".

Вечер(н)яя кликуха - успеют ли вылить помои на мою голову. Все-таки какой ты проявила подвиг во время болезни и как я был несправедлив в тот период. И вообще. Вчера меня провели по двору, где цветут петушки. Это цветы похожие на тебя. Они бывают лиловые, сиреневые, а тут они желтые - похожие на негатив. Полсрока - нельзя посылать ни продуктовых, ни промтоварных посылок. Пошли мне адреса друзей и твой адрес на Политехнической, адрес Сурена, Миши, Толи, Мананы, Муси, которая является в образе желтой колбасы в передачах. Не надо фруктов, только колбасу. Сурена я просил телогрейку, серые две сорочки, сапоги кирзовые - 43 размер, трусы, майки, темные носки бумажные. Войди в дом. Скорее. Валентин не совсем сволочь, он просто трус, баба и вымогатель. Мне и легко, потому что я чист. И мне тяжело, что я доверчив и глуп. У Наташи Пищиковой забери "Саят-Нова" и "Акоп Овнатанян" - листы фильмов.

На конверте - твой день рожденья!!